Кувырков Игорь Владимирович,
научный сотрудник музея.
Сокращённый вариант статьи опубликован в журнале «Московский журнал» № 3 (411) за март 2025 года, стр.73-79.
Расположение и период владения дачей
О том, что мать русского писателя Ивана Сергеевича Шмелёва (1873–1950) владела дачей при деревне Свистуха (сейчас – квартал Свистуха городского округа Химки), было только одно официальное упоминание – в «Памятной книжке Московской губернии на 1899 год», где указано, что Шмелёва Евлампия Гавриловна, купчиха, владела при деревне Свистуха Черкизовской волости 6-го стана Московского уезда строением стоимостью по городской оценке 4970 руб.[1]
Год приобретения дачи можно определить из фрагмента письма её сына, русского писателя И.С. Шмелёва, к будущей жене Ольге Александровне Охтерлони, опубликованного в книге О.Н. Сорокиной, посвященной жизни и творчеству писателя: «Мать Ивана Шмелёва – Евлампия Гавриловна купила дачу – имение в селе Трахоньево на Клязьме, за 70 верст от Москвы[2], с огромным фруктовым садом, аллеями, беседкой, с прекрасными надворными постройками и домом-дачей на лето. Вся семья, дочери с детьми перебрались туда на лето. Зала, как сообщает Иван Ольге, “прекрасная, нисколько не меньше Калужской” [московском доме Шмелёвых – Прим. О.Н. Сорокиной]. Здесь же автор указывает: «из письма И. Шмелёва к О.А. Охтерлони, без даты; очевидно, 1893 год»[3].
Необходимо отметить, что деревня Свистуха и село Успенское-Трахонеево представляют собой практически единую агломерацию, поэтому в различных источниках одно и то же владение может быть отнесено и к Свистухе, и к Трахонееву. Так получилось и с дачей Е.Г. Шмелёвой.
Из сообщения О.Н. Сорокиной и данных вышеуказанного справочника следует два важных вывода. Первый – Шмелёва купила, а не взяла в аренду дачу; второй – она приобрела уже готовый дом. Но возникает несколько вопросов. Где именно дача находилась? Кем первоначально была построена? Как долго Шмелёва владела ею?
Первый вопрос имеет простой ответ. По воспоминаниям местных жителей, в доме Шмелёвой в советское время был организован Клязьминский дошкольный детский дом, просуществовавший с 1939 по 1953 год, после чего передали дому отдыха «Алые паруса» (1954–1999). «Детдом располагался в бывшем деревянном усадебном здании Шмелёвых. Он стоял на возвышенности, у подножия которой голубой лентой вилась река Клязьма. Вид с холма открывался живописный. За ним, ближе к реке тянулись шикарный яблоневый сад, огороды детдома, две берёзовые аллеи», – рассказывала местная жительница Е.Н. Рубекина[4]. Это здание показано на топографической карте 1961 года:
То же здание на спутниковом снимке 1980 года:
Для того, чтобы определить расположение дачи Шмелёвой на дореволюционной карте, можно воспользоваться одним из тогдашних планов местности. Наиболее показательным является план «села Успенскаго (Трохонѣево) и деревни Свистухи» (1866)[5], на котором отмечена локация здания после наложения карты 1961 года:
Получился неожиданный вывод: дача Шмелёвой оказалась на церковной земле! В результате сформировалось новое направление поисков – договоры аренды церковной земли причта Успенской церкви.
В ЦГА Москвы было выявлено свыше 40 сохранившихся договоров, однако возникли осложнения из-за того, что в распоряжении причта имелось четыре отреза земли с описаниями, плохо привязанными к местности. Поначалу следовало разобраться с географической привязкой того или иного договора к конкретным участкам.
Первый из участков имел относительно точную локацию и обычно описывался «что при деревне Клязьме на Рогачёвской дороге»[6]. К нему относилось большое количество договоров, которые можно было не рассматривать, поскольку данный участок находился на земле соседнего сельца Чашниково, Воскресенское тож[7] (не путать с селом Чашниково, находящимся также неподалёку) и совершенно не совпадал с местом, где располагалась дача Шмелёвой.
Теперь что касается остальных трех участков. В 1843 году причт Успенской церкви выменял их у помещиц Смирновых-Лавровых взамен неудобной причту земли, получив три поля по 9 десятин каждое[8] и впоследствии сдавал эти поля в аренду. Известно, что самое нижнее на датированном 1866-м годом плане поле с 1822 года сдавалось купцам Моисеевым, построившим здесь сначала миткальную фабрику[9], а позже и жилой дом. Поэтому группу договоров с Моисеевыми также можно исключить из рассмотрения.
Осталось два участка. Оба они вполне подпадают под описание из договоров «близ села Трахонеева и деревни Свистухи»[10] с упоминанием берегов Клязьмы. Тут поможет знание рельефа не только по картам и планам, но и на местности. Изучая его можно сделать вывод, что правое поле на плане 1866 года не пользовалось успехом у арендаторов, так как располагалось в низине и пересекалось глубоким оврагом. Для выращивания сельхозкультур, а в особенности для строительства дачного дома оно плохо подходило.
Более интересным в последнем отношении представляется верхнее поле, раскинувшееся на довольно крутом склоне, откуда открывался прекрасный панорамный вид на излучину Клязьмы, заливные луга и близлежащие деревушки.
Таким образом, остаются только три документа, связанных с интересующим нас местом, которые мы и рассмотрим подробнее.
В 1877 году причт Успенской церкви сдал половину десятины этого поля в аренду на 10 лет потомственному почётному гражданину, купцу 1-й гильдии Александру Васильевичу Лепёшкину для возведения «дома с пристройками для собственного своего жительства»[11]. Спустя 5 лет Лепёшкин попросил продать этот участок полевой земли, увеличив его до 2 десятин 1530 сажен[12]. Но, несмотря на приведённые причтом и благочинным аргументы в свою пользу, получил отказ от Московской духовной консистории с формулировкой: «Ввиду того, что церковные земли могут быть отчуждены только в исключительных случаях по особо важным побуждениям, в настоящем же случае особой надобности в продаже не усматривается»[13]. Осознав бесперспективность аренды церковной земли, к 1885 году Лепёшкин выкупил для своей дачи земли соседнего Ивакина у многочисленных наследников бывшего владельца – графа А.Д. Хвостова[14]. Отсюда можно сделать осторожное предположение, что Шмелёва купила дом, построенный купцом к 1882 году.
Попробуем определить, когда Е.Г. Шмелёва перестала быть владелицей дачи.
По договору аренды[15], относящемуся именно к интересующему нас участку церковной земли, жена личного почетного гражданина Екатерина Алексеевна Белова арендовала у причта Успенской церкви с 1905 года 2 десятины 600 сажен с находящимися постройками и плодовыми деревьями, переданными ей прежним арендатором, женой московского купца Евгенией Александровной Капыриной[16]. Получается, что Шмелёва рассталась с дачей за несколько лет до 1905 года. В справочнике 1912 года тоже нет упоминаний Шмелёвой, при селе Успенское-Трахонеево указана дача М.П. Белова[17] – по всей вероятности мужа Е.А. Беловой.
В самый последний момент обнаружился ещё один арендный договор, многое расставивший на свои места. 3 июня 1904 года «жена Московского первой гильдии купца» Евгения Александровна Капырина запросила у причта Успенской церкви разрешения на аренду церковной земли, ранее переданной ей «вдовою Московского купца» Евлампией Гавриловной Шмелёвой, с дополнительным условием – продлить срок аренды до 30 лет[18]. Хотя причт и благочинный не возражали, консистория постановила ограничить срок 12-ю годами[19]. Также Капырина попросила увеличить площадь арендованной земли с 2 десятин 600 саженей ещё на 2 десятины 500 саженей, при этом с увеличением арендной платы со 100 рублей 250 рублей, для постройки дачи[20], однако тут ей, судя по тексту другого договора аренды, с Беловой, на встречу не пошли[21]. Желание Е.А. Капыриной оформить аренду на 30 лет подчёркивало её серьёзность ее намерений в отношении этой земли, но, вероятно, не получив разрешения на расширение площади, Евгения Александровна отказалась от аренды в пользу Беловой. Условия аренды для Беловой остались такими же, как и для Е.Г. Шмелёвой: площадь 2 десятины 600 саженей за 100 рублей в год[22]. Вряд ли Капырина успела за год построить дачу. Из текста договора видно, что Шмелёва передала ей аренду с 21 марта 1901 года[23]. Таким образом, цепочка арендаторов приобрела практически завершённый вид и определился период, в течение которого Евлампия Гавриловна арендовала церковную землю: с 1893 года по 21 марта 1901 года.
Описание дачи
За исключением упомянутой выше фразы из письма И.С. Шмелёва 1893 года, дореволюционных описаний дачи Шмелёвой не осталось, существуют только послереволюционные. Местные жители супруги Е.Н. и Г.А. Рубекины сообщают: «Дом был деревянный, двухэтажный, большой, прямоугольный. Основание второго этажа несколько меньше первого. А на самом верху – небольшая мансарда с двумя высокими окнами. Дом украшали такие же окна, заканчивающиеся полуарками. На втором этаже в центре здания выступал полукругом балкон с двумя большими окнами. Балкон опирался на деревянные столбы-колонны. Ступени повторяли конфигурацию полукружья балкона. Здание было выполнено в едином архитектурном стиле. Первый этаж внутри был разделён крестообразным широким коридором. Напротив главного входа с противоположной стороны был меньший вход. Справа от входа располагалась столовая. В комнатах жили дети. Большая деревянная лестница вела на второй этаж, где был кабинет директора и комнаты различного назначения. Полуподвальное каменное помещение с большими окнами использовалось под кухню, кладовки, котельную»[24]. На основе этого описания и рисунка Г.А. Рубекина под руководством химкинского краеведа Н.В. Мочаловой была подготовлена реконструкция внешнего вида здания.
Фотографий же пока не обнаружено, за исключением одного снимка, на котором фрагментарно виден второй этаж северо-западного торцевого объёма.
В 1980-х годах дом сгорел, частично остался лишь каменный фундамент. Администрация дома отдыха разровняла и заасфальтировала оставшуюся от дома площадку[25].
Следующий документ не столько уточнил описание здания, сколько запутал с годом постройки. В отчёте Клязьминского детского дома (1950) имеется краткое описание: верх деревянный, низ каменный, отопление печное, 14 печей, общая площадь помещения 510,3 м2, но год возведения указан 1912[26] То есть дата приходится на период аренды земли Беловыми. Верить ли этому? С большой вероятностью – нет, поскольку тогда составители подобных документов годы постройки указывали, как правило, опираясь на непроверенные данные.
Иван Сергеевич Шмелёв и дача матери
Много говорится и пишется, что Иван Сергеевич Шмелёв связан с Трахонеево-Свистухой. Давайте попробуем разобраться – на сколь тесна была эта связь, часто ли писатель там бывал?
Можно утверждать, что И.С. Шмелёв ещё гимназистом летом 1893 года, когда Евлампия Гавриловна приобрела дачу, жил в Трахонееве. О.С. Соколова пишет: «Его “печатный период” начался совершенно неожиданно, и прелюдией к нему было лето 1893 года, которое он проводил ловя рыбу на речушке с заброшенной мельницей, где жил глухой старик. Бездонный омут, обрывы, побитые грозою, расщепленные ветлы – все это запустение до того напоминало впечатлительному юноше драматическую сцену из оперы “Русалка”, что он почувствовал непреодолимое желание писать, но этот импульс прошел и забылся. И неожиданно возник в самое неподходящее время, в дни подготовки к выпускным экзаменам»[27].
Сам И.С. Шмелёв так вспоминал этот период в автобиографическом рассказе «Как я стал писателем» (1929–1930):
«Случилось это, когда я кончил гимназию. Лето перед восьмым классом я провел на глухой речушке, на рыбной ловле. Попал на омут, у старой мельницы. Жил там глухой старик, мельница не работала. Пушкинская “Русалка” вспоминалась. Так меня восхитило запустенье, обрывы, бездонный омут “с сомом”, побитые грозою, расщепленные ветлы, глухой старик – из “Князя Серебряного” мельник!.. Как-то на ранней зорьке, ловя подлещиков, я тревожно почувствовал – что-то во мне забилось, заспешило, дышать мешало. Мелькнуло что-то неясное. И – прошло. Забыл. До глубокого сентября я ловил окуней, подлещиков. В ту осень была холера, и ученье было отложено. Что-то – не приходило. И вдруг, в самую подготовку на аттестат зрелости, среди упражнений с Гомером, Софоклом, Цезарем, Вергилием, Овидием Назоном… – что-то опять явилось! Не Овидий ли натолкнул меня? не его ли “Метаморфозы” – чудо!
Я увидел мой омут, мельницу, разрытую плотину, глинистые обрывы, рябины, осыпанные кистями ягод, деда… Помню, – я отшвырнул все книги, задохнулся… и написал – за вечер м большой рассказ. Писал я “с маху”. Правил и переписывал, – и правил. Переписывал отчетливо и крупно. Перечитал… – и почувствовал дрожь и радость. Заглавие? Оно явилось само, само очертилось в воздухе, зелено-красное, как рябина – там. Дрожащей рукой я вывел: У мельницы.
Это было мартовским вечером 1894 года. Но и теперь еще помню я первые строчки первого моего рассказа:
“Шум воды становился все отчетливей и громче: очевидно, я подходил к запруде. Вокруг рос молодой, густой осинник, и его серые стволики стояли передо мною, закрывая шумевшую неподалеку речку. С треском я пробирался чащей, спотыкался на остренькие пеньки осинового сухостоя, получал неожиданные удары гибких веток…”»[28]
В рассказе фигурирует мельница, которая действительно существовала тогда в окрестностях Трахонеево в те времена. Эта мельница изображена на картине потомственного художника Павла Павловича Кузнецова, нередко бывавшего в тех краях. Удивительное совпадение: картина датирована 1895 годом – годом первой публикации рассказа «У мельницы».
Ту же мельницу мы видим на фотографиях соседа Шмелёвых – помещика Константина Викторовича Осипова, датированных промежутком между 1905 и 1910 годами.
Также И.С. Шмелёв упоминал Трахонеево в рассказе «Пугливая тишина» (1912)[29]. Там село выступает под именем Троханово и описано вполне узнаваемым: «На взгорье раскинулось Троханово, серое, низенькое, покойное. Все кругом было хорошо знакомое, уводящее к детству: и сковорода [дно колокола, его верхняя часть. – Прим. И.В. Кувыркова] на колокольне, и домик у церкви…»[30] или «За вертлявой, бочажистой речкой, к Троханову, похрамывали на лужку стреноженные лошади, носились в сетчатой стайке скворцы. Так было покойно кругом, так четко и радостно били в Троханове, что вдруг захотелось жить и жить здесь…»[31]. Несомненно, трахонеевские земли внесли немалый вклад в становление Ивана Сергеевича как писателя.
Возникает вопрос: при всей своей привязанности к Трахонееву часто ли посещал И.С. Шмелёв дачу матери? На момент покупки Евлампией Гавриловной дачи в 1893 году будущему писателю исполнилось 20 лет, и, как мы выяснили, он здесь все лето этого года. В следующем году Иван закончил гимназию и поступил на юридический факультет Московского университета, а в 1895 году женился на Ольге Александровне Охтерлони, с которой познакомился ещё весной 1891 года. Венчались они в Успенской церкви в Трахонеево[32]. «Наша свадьба, с помпой, в усадьбе матери, какой фейерверк был! На заре – в Москву, на тройке, 40 верст. Как восходило солнце!» – вспоминал много лет спустя это событие Иван Сергеевич в письме О.А. Бредиус-Субботиной 20 октября 1941 года[33].
Можно предположить, что во время учёбы в университете И.С. Шмелёв бывал в Трахонеево не часто. Ещё не утихла обида на Евлампию Гавриловну. Ранняя смерть отца обернулась для маленького Шмелёва ужасами жизни с матерью, испытывавшей какую-то патологическую страсть к порке младшего сына. «Мать, часто за пустяки меня наказывала розгами (призывалась новая кухарка, здоровущая баба, – и [даже] очень добрая!) Она держала жертву, а мать секла … до – часто – моего бесчувствия. Гимназия, постоянные двойки по русскому «разбору» (это продолжалось 2-3 мес., перевод в другую гимназию – и – пятерки!). После наказания пол был усеян мелкими кусками сухих березовых веток»[34] – вспоминал ужасы детства писатель. «И еще помню – Пасху. Мне было лет 12. Я был очень нервный, тик лица. Чем больше волнения – больше передергиваний. После говенья матушка всегда – раздражена, – усталость. Разговлялись ночью, после ранней обедни. Я дернул щекой – и мать дала пощечину. Я другой – опять. Так продолжалось все разговение (падали слезы, на пасху, соленые) – наконец, я выбежал и забился в чулан, под лестницу, – и плакал»[35].
Причиной появлений, хотя и редких, И.С. Шмелёва с семьёй на даче у матушки служила его крайняя стесненность в деньгах: «И вот, помню, лето подошло… и мы – четверо – с мальчиком и няней – на мели… и решили поехать на месяц – подкормиться к матушке в подмосковную усадьбу. Крутое у нас было воспитание… всего хлебнул»[36]. По воспоминаниям писателя это случилось в 1898 году, в год окончания университета. В том же году его отправили отбывать воинскую повинность, затем в 1901-м, когда мать продала дачу, семья писателя перебралась во Владимир, где Ивана Сергеевича назначили чиновником по особым поручениям Владимирской казенной палаты.
И хотя у Ивана Шмелёва не было ни особого желания, ни времени часто бывать на даче матушки в Трахонеево, его семья там бывала, о чем он и упоминает в одном из писем: «Уже студентом (Оля была на даче у моей матери) я с неделю заменял заболевшего брата по управлению банями <…>»[37].
В Государственном музее литературы имени В.И. Даля обнаружена фотография, запечатлевшая И.С Шмелёва с женой и матерью предположительно на даче при Свистухе-Трахонеево.
Сегодняшнее время
В 2019 году территория дома отдыха «Алые паруса» начала застраиваться жилым комплексом «Рафинад».
Химкинское краеведческое общество предложило назвать одну из улиц нового микрорайона именем Ивана Сергеевича Шмелёва, но администрация города отклонила предложение и назвала улицу именем генерала Дьяконова, имеющего весьма опосредованное отношение к химкинским землям. Тем не менее, в память о писателе установлена табличка на одном из служебных зданий «Рафинада».
Благодаря тому, что в качестве точек привязки можно использовать одно из сохранившихся до сегодняшнего времени зданий дома отдыха «Алые паруса» и Успенской церкви, существует возможность довольно точно установить, где находился дом Шмелёвой на территории современной застройки жилого комплекса «Рафинад». Для этого надо совместить выделенные на спутниковом снимке 1980 года очертания этого здания, дома Шмелёвой и церкви со спутниковой съёмкой 2024 года.
Таким образом, подъезд № 3 дома № 2 по улице Генерала Дьяконова городского округа Химки располагается на месте северо-западной части дома Шмелёвой.
Попутные находки
Границы церковной земли в советскую эпоху
При изучении аэрофотоснимков и картографических материалов обнаружилось немало интересных деталей. Так, например, на аэрофотоснимке от 18 июля 1942 года на территории Клязьминского детского дома видна живая изгородь, различимая по 3 сторонам неправильного четырёхугольника. Если наложить эти границы на план 1866 года, то две из сторон удивительным образом совпадут с границами церковной земли. Третья, верхняя граница проходит около бывшего дачного дома. Возможно, эти высадки служили либо границей арендованного участка, либо отделяли «парадную» часть от хозяйственной.
О найденных трёх рублях
Упоминаемая выше цитата из воспоминаний Шмелёва о поездке с семьёй и няней и находке трёх рублей на самом деле значительно шире:
«И вот, помню, лето подошло… и мы – четверо – с мальчиком и няней – на мели… и решили поехать на месяц – подкормиться к матушке в подмосковную усадьбу. Крутое у нас было воспитание… всего хлебнул. Ну-с, и было у нас грошей – только на конке до Никол<аевского> вокзала доползти и на три билета 3 кл<асса>, а всего 80 коп., в-обрез к<а>к раз. Поднялись по кам<енным> ступенькам, смотрю, – Оля моя – вся красная… и шепчет, как в испуге – “ три рубля нашла…” – и так робко и радостно в глаза смотрит, и будто ей стыдно. И мне стало неловко: “ кто-то ведь обронил! ” – без портмонэ, голая трешница-зелень. И так мы минут пять стояли, и чего-то ждали, Оля так, на виду, и держала бумажку – не подойдет ли кто, не спросит ли… ведь мож<ет> б<ыть> бедняк последний, как и у нас, деньги потерял. А уж ко 2-му звонку! Так никто и не подошел, не взял бумажку. Прошло 47 лет с того дня, а я все наши чувствования помню…»[38].
Именно эта находка трёх рублей стала толчком к написанию рассказа И.С. Шмелёва «Человек из ресторана» (1911), принёсшего писателю известность. Вот как пишет об этом сам Шмелёв: «Случай с “3 руб. ” дал мне “опыт”, м<ожет> б<ыть> вспомните, в “Челов<еке> из ресторана” мой Скороходов находит после кутежа под столом деньги, и что с ним произошло — как бежал домой-то!…»[39].
Однако в другом письме история о находке трёх рублей уже выглядит совершенно без рефлексий: «А когда Оля нашла раз три рубля на улице, – она сияла: купила мне… бутылку «хинной» – и одеколон!»[40]. Что означает «хинная»? Правильно, вы угадали – это горькая настойка, она же водка.
О дате смерти Евлампии Гавриловны Шмелёвой
Разыскивая материалы к этой статье, столкнулся с тем, что нигде нет даты смерти матери Ивана Сергеевича, чем был немало удивлён. Указывается только год – 1933. Казалось бы, такой факт должен быть уже давным-давно установлен. Благо количество исследователей жизни и творчества И.С. Шмелёва немалое.
Видимо исследователи не обращались к довольно интересному изданию с перепиской И.С. Шмелёва с И.А. Ильиным, где в письме от 6 сентября 1933 года Шмелёв пишет:
«Матушка моя скончалась – получил печальную весть от сестры с Москвы, отважилась написать, просит прислать немного на Торгсин, – все годы она ходила за матушкой, покоила ее, на руках у ней и преставилась мамаша, 88 л. и 8 мес., от старости-болезни. До ста бы дожила, не попади к бесам в лапы! Мне матушка письмо с оказией послала зимой, да не получил я. Обо мне последние дни все вспоминала. 8 июня отошла, а узнал лишь на днях. Наскреб, послал на Торгсин 15 рб. зол. – боюсь, присвоят. 700 ихних рб. на похороны пошло, в долги сестрица влезла, помогли добрые люди. Все-таки и в церковь вынесли, и гроб сделали, и на Даниловском похоронили, честь честью»[41].
Из письма Ивана Сергеевича становится очевидным, что Евлампия Гавриловна Шмелёва скончалась в возрасте 88 лет и 8 месяцев 8 июня 1933 года и была похоронена на Даниловском кладбище. Обратным отсчётом можно уточнить месяц её рождения – октябрь 1844 года, к тому же по воспоминаниям Ивана Сергеевича её день ангела был 10 октября[42]. Однако поиски по метрическим книгам церквей Москвы с целью выявления записи о рождении Евлампии Гавриловны успеха не принесли.
[1] Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. — М., 1899. С. 491.
[2] В тексте О.Н. Сорокиной две неточности, видимо связанные с расшифровкой рукописи. 1. Название села до реформы русского языка 1918 года писалось «Трахонѣево». При расшифровке рукописи букву «ѣ» (ять) могли спутать с «ь» (мягкий знак) 2. Трахонеево находится не в 70 верстах от Москвы, а около 20. При расшифровке также могли спутать цифру 7 с цифрой 2.
[3] Сорокина О. Н. Московиана. Жизнь и творчество Ивана Шмелева. — М., 1994. С. 38.
[4] Мочалова Н. В. Деревеньки мои дорогие. Краеведческие очерки. Кн. 4. — Химки, 2016. С. 29.
[5] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.210 Оп.31 Д.1282 Л.1.
[6] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.646 Д.31 Л.2.
[7] РГАДА Ф.1354 Оп.250 Л.Ч-16с.
[8] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.640 Д.99 Л.10об.
[9] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.640 Д.99 Л.67.
[10] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.661 Д.200 Л.4.
[11] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.661 Д.200 Л.4.
[12] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.667 Д.70 Л.11.
[13] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.667 Д.70 Л.12.
[14] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.184 Оп.9 Д.581 Л.196.
[15] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.691 Д.89 Л.1-2об.
[16] Евгения Александровна Капырина – жена купца 1-й гильдии, чаеторговца, домовладельца Николая Фёдоровича Капырина (около 1842 – после 1913), купца–старообрядца по Рогожской общине. В начале 1910-х годов создал Торговое Товарищество «Николай Копырин», где был председателем правления, а его жена Евгения Александровна – директором.
[17] Населенные местности Московской губернии. С алф. указ. и карт. Моск. губ.— М., 1913. С. 55.
[18] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.688 Д.271 Л.2.
[19] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.688 Д.271 Л. 3.
[20] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203 Оп.688 Д.271 Л. 5.
[21] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203, Оп. 691, Д. 89, Л.1.
[22] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203, Оп. 691, Д. 89, Л.1.
[23] ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф.203, Оп. 688, Д. 271, Л. 5.
[24] Мочалова Н. В. Деревеньки мои дорогие. Краеведческие очерки. Кн. 4. — Химки, 2016. С.29.
[25] Мочалова Н. В. Деревеньки мои дорогие. Краеведческие очерки. Кн. 4. — Химки, 2016. С.32.
[26] ЦГАМО. Ф.4341 Оп.6 Д.702 Л.130.
[27] Сорокина О. Н. Московиана. Жизнь и творчество Ивана Шмелева. — М., 1994. С.33.
[28] Шмелев И. С. Собрание сочинений в 5 т. Т. 2. — М., 1998. С. 304.
[29] Упоминание обнаружено химкинском краеведом Ниной Валентиновной Мочаловой.
[30] И. С. Шмелев. Сочинения в 2 т. Т. 1. — М., 1989. С. 252.
[31] И. С. Шмелев. Сочинения в 2 т. Т. 1. — М., 1989. С. 252.
[32] Запись в метрической книге обнаружена московским писателем и краеведом Всеволодом Михайловичем Кузнецовым.
[33] И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина: роман в письмах. Т. 1. — М., 2003. С. 178.
[34] И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина: роман в письмах. Т. 1. — М., 2003. С. 224.
[35] И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина: роман в письмах. Т. 1. — М., 2003. С. 224–225.
[36] Письмо И. С. Шмелева к И. А. Ильину от 3 июля 1945 г. // Ильин И. А. Собрание сочинений. Переписка двух Иванов (1935–1946). — М., 2000. С. 319.
[37] Письмо И. С. Шмелева к О.А.Бредиус-Субботиной от 5 июля 1943 г. // И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина: Неизвестные редакции произведений. Т. 3 (дополнительный). Ч. 1. — М., 2003. С. 636.
[38] Письмо И. С. Шмелева к И. А. Ильину от 3 июля 1945 г. // Ильин И. А. Собрание сочинений. Переписка двух Иванов (1935–1946). — М., 2000. С. 319.
[39] Письмо И. С. Шмелева к И. А. Ильину от 3 июля 1945 г. // Ильин И. А. Собрание сочинений. Переписка двух Иванов (1935–1946). — М., 2000. С. 319-320.
[40] Письмо И. С. Шмелева к О.А.Бредиус-Субботиной от 1 декабря 1941 г. // И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина: Неизвестные редакции произведений. Т. 3 (дополнительный). Ч. 1. — М., 2003. С. 285.
[41] Письмо И. С. Шмелева к И. А. Ильину от 6 сентября 1933 г. // Ильин И. А. Собрание сочинений. Переписка двух Иванов (1927 – 1934). — М., 2000. С. 403.
[42] Письмо И. С. Шмелева к И. А. Ильину от 7 октября 1946 г. // Ильин И. А. Собрание сочинений. Переписка двух Иванов (1935–1946). — М., 2000. С. 464.